BEYT - NAIMA - ART

ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ, ГОСПОЖА БУМАГА

 

Довольно трудно найти художника, для которого соображения вечности  (и  своего места в ней) были бы всецело чужды. В силу этого обстоятельства, художник, как правило, имеет пагубную привычку относиться к себе и к своему творчеству достаточно серьезно, отчего выбирает материалы и техники уж если не на вечность, то на длительное существование рассчитанные: фреска, мозаика, станковая живопись.

Все эти техники предназначены для, так сказать, торжественного, серьезного, чтоб не сказать судьбоносного высказывания.

А вот для обучения, бормотания, мычания, поиска  слов, ритма, интонации, одним словом для черновой работы, эскизов, испокон веку предназначалась бумага – материал эфемерный, к вечности отношение по касательной  имеющий и недорогой (относительно) к тому же.

Бумага вообще по определению материал низкий: в конце концов, именно её, родимую,  мы пользуем для определённых гигиенических процедур (хотя такой авторитетный в этих вопросах автор, как Рабле, для этого дела рекомендовал новорожденного гусёнка).

Именно бумага сохранила для нас первые ученические опыты Дюрера, Лотрека, Пикассо, дала возможность стать свидетелями хода мыслей Леонардо и Микеланджело, подсмотреть непосредственную реакцию Тинторетто, Гойи, Тернера. Бумаге доверяли свои самые сокровенные переживания Шиле, Рубенс, Тьеполо.

Короче, когда  в роскошной,  предназначенной для великосветских обедов  столовой изобразительного искусства, на стенах, дереве и холстах сервировались самые изысканные блюда, кухней, где они готовились, была бумага.

Однако, отношения художников с бумагой не ограничивались ученичеством, эскизами и набросками. Не успела на свет появиться книга , они стали её нянчить. Искусство книги проделало долгий путь от декора и миниатюр, до комикса и книги, где слова всего лишь иллюстрируют изображение. С изобретением печатного станка появились новые техники (ксилография, офорт, литография и пр.) Возникло « тиражное» искусство на бумаге, искусство демократическое , доступное всем, чья цена была в сотни раз меньше живописи на дереве или холсте. И сегодня (вне зависимости от его художественной ценности) рисунок того же мастера будет стоить во много раз дешевле его же живописи или скульптуры (Шиле, Мур), а посему и сегодня можно за вполне доступную (100 – 500 евриков) цену купить отменный (не Утамаро и не Хиросиге) японский эстамп 18, начала 19 веков. Собственно, именно  этим обстоятельством   обусловлено пренебрежение, питаемое некоторыми любителями  изящных искусств по отношению к принтам, мол, это не авторское, не уникальное произведение. Поди, докажи такому снобу, что каждый офортный оттиск отличается от другого и что в одном оттиске Рембрандта больше неповторимости, чем во всем творчестве иного живописца. Впрочем, дыма без огня не бывает и , ради честности, стоит заметить, что во многих случаях шелкография, скажем, делается не автором , а мастерами печатниками, а такая техника, как полимерная гелиогравюра по сути и вовсе репродукция. Тем не менее, оттиски художниками подписываются, да ещё и нумеруются, что уж совсем нелепо, чтобы не сказать другое.

Надо сказать, что бумага – девушка опытная и любвеобильная. Круг её знакомств не ограничивается господами  углём, карандашом и мелом. Пастель, акварель, тушь, гуашь, темпера, масло даже, все они наперебой ухаживают за ней и  далеко небезуспешно. Такая популярность неудивительна , ибо поди найди особу свойств столь разнообразных и привлекательных, что по сравнению с нею все остальные кажутся если и  не скучными, то на сюрприз очевидно не способными. Ну чем, скажите, одна стена отличается от другой? Да, ничем. А доска? Ну , хорошо - холсты разной грунтовки не вполне идентичны, но так предсказуемы.…  А вот бумага.… Где ещё найдете вы особу столь неожиданную, столь невероятную, столь – не побоимся этого слова – живую? Бумага производится из растений и тряпья, из целлюлозы и макулатуры. Комплекция её чудо как разнообразна, на любой вкус: пухлявая, корпулентная, толстушечка,  мускулистая, крепенькая, тоненькая, худенькая аж до прозрачности. А про текстуру и говорить нечего: с пупырышками, зернистая на разные лады, в рубчик многообразный, гладкая, как шелк, скользкая , как угорь, нежная, как бархат, пушистая, как персик, блестящая, как глаза пятнадцатилетней шалуньи , матовая, как кожа англичанки… А количество цветовых оттенков, заключённых между двумя абсолютами – белым и черным, и вовсе неисчислимо! Прикасаясь к ней, лаская различные её ипостаси (не придирайтесь!) в хорошем магазине ( таком, к примеру, как Moulin a Papier Vallis Clausa, что на первой во Франции бумажной фабричке в Фонтэн де Воклюз, или же  в парижских магазинах на бульваре Вольтер и на бульваре Пастер) испытываешь то же чувство, что на минуту заглянув в гарем турецкого султана, или в хорошей энотеке (рекомендуем  римские Cul de Sac на пьяцца ди Паскуино и Enoteca al Parliamento на виа деи Префетти): смесь восторга, вызванным немыслимым разнообразием характеров и свойств, с грустью, причиненной пониманием того, что все перепробовать и познать, не дано…

В деле создания произведения именно бумаге (не зря она рода женского), а не материалу (не зря он рода мужского)  уготована решающая роль, точь в точь  как разным женщинам родившим и воспитавшим детей одного мужчины. (Мы отдаем себе отчет в сомнительности сей метафоры, но пусть остается в качестве фигуры речи. Да.) Один и тот же мазок акварели, равным образом,  как и карандашный штрих, будут  выглядеть совершенно по иному на разных сортах бумаги. А когда бумаге наскучит общество материалов,  она вполне способна удовлетвориться сама собой и тогда на свет появляются такие шедевры , как коллажи Матисса. Бумага может абсорбировать в себя самые разные вещи от крыльев бабочек и листьев растений, до проволоки и стружки.

В 20 веке спектр употребления бумаги необычайно расширился, что главным образом связано с развитием печати. Сегодня не диво увидеть офорт размером в три метра, уж не говоря о шелкографии. Из камерного пространства комнаты бумага вышла на улицы и площади. Бумага оказалась способной  не только нашептывать стихи, но и скандировать лозунги и толкать патетические речи – чтобы в этом убедиться достаточно обратить свой взор на плакаты и рекламу. Бумага обслуживает жлобскую попсу – в конце концов, никто не может помешать победившему хаму использовать бесценную керамику эпохи Тан для облицовки своего сортира. Бумага способна на всё. Она может быть декоративным пятном в интерьере, может быть рекламным плакатом на улице, может быть инсталляцией в музее. Однако во всех этих ролях бумаге могут составить конкуренцию другие материалы, начиная от текстиля и керамики и кончая мозаикой и фреской.

Но существует область, в которой у бумаги нет конкурентов. Это камерный формат. Нигде, никогда не бывает художник так искренен, так  честен, как в тот момент, когда без всяких задних мыслей, без оглядок на вечность прикасается к листу бумаги.  «Рисунок – высшая честность искусства» -  эти слова Энгра релевантны сегодня может быть больше, чем когда бы то ни было. Портрет Синьорелли, кусты Клода, кисть руки Тьеполо, обнажёнка Родена, лист дерева Матисса, бутылки Моранди, балерина Лебедева  являются самыми непретенциозными, самыми  искренними, самыми правдивыми и непосредственными высказываниями художника. Рисунок на бумаге есть наиболее  интимный из всех возможных контактов художника и зрителя.

А потому, если вы и впрямь любите искусство , но по части денег не чета Абрамовичу,  или какому Ротшильду, не переживайте: оставьте им приобретение огромных холстов и роскошных мраморов, а себе купите куда как более дешевый лист бумаги с нанесённым на него карандашом, пастелью, офортной иглой изображением. И будет вам с этого счастье. Ей Богу!

​

С неизменным уважением,

Саша Окунь