top of page
Открытие выставки 15 июня!

ПРОЩАНИЕ С ПЕТЕРБУРГОМ


Прежде всего стоит отметить, что самоё название выставки вводит зрителя в известное заблуждение. За одно столетие город на берегах Невы трижды поменял свое имя. В связи с этим, позволим себе заметить, что Петроград — это отнюдь не Петербург, и оба они не так уж много общего имеют с Ленинградом. Если бы город менял имена по своей прихоти, то мы с полным на том основанием могли бы обвинить его в легкомыслии: однако такое обвинение скорее подходит его протагонисту – Москве. Этот же город серьезен, чувство юмора, легкость ему неведомы. И даже если переименования случались не по его воле, то сам факт существования разных имен слишком значим, чтобы им пренебречь.
Итак, если с кем именно прощаются, пока не вполне ясно, то вероятно, это можно прояснить, обратившись к тем, кто прощается. А вот здесь я позволю себе заподозрить, что в силу возрастных особенностей как зрителей, так и художников, прощание происходит не с Петербургом, а с Ленинградом. Разумеется, Ленинград кое что унаследовал от своих предшественников, и раз так, то начать стоит с упоминания того, что является общим  для всех трех ипостасей, а именно:  этот город являет собой пространство мифа, а таких городов не так уж и много: Рим, Париж, Иерусалим, Венеция, Прага… Этими городами правят мертвецы и литературные герои, с книжных страниц ушедшие в город и прибравшие его к рукам с тем, чтобы никогда и никому его не отдавать. Впрочем, Нева как была Невой, так и осталась, и Фонтанка, и Мойка, и Крюков канал… Короче, осталась все та же вода (хотя известно, что трудно найти стихию более изменчивую). Остались дворцы, хотя согласимся, что Аничков дворец и Дворец пионеров, это не одно и то же, равно как и дворец Белосельских-Белозерских не равен райкому КПСС Куйбышевского района. Мало изменились проходные дворы, глухие брандмауэры, доходные дома, разве что стали еще доходнее… И конечно же, стоит отметить, что население Ленинграда, в силу чисток 1918-го и 34-го годов и Блокады Ленинграда, многим отличалось от населения Петербурга. 
А еще непременно надо сказать, что как правило расстаются с тем, что любят или (в данном случае это подходит больше) с тем, кого любят. Сравните – расстался с женщиной и оставил женщину. Итак, кто именно расстается? Кто он ленинградец, сегодня именующий себя петербуржцем? Если вы хотите получить точную информацию о нем, равно как и о городе, то лучше всего обратиться к москвичу, с недоумением взирающему на этот нелепый эксперимент, возросший на чухонских болотах. Первым наперво, скажет он вам, обитатель этого города человек психически не вполне здоровый.  Это, пожалуй, даже что и верно, однако, помилуйте, да как же может он быть другим, если треть года свет начинает брезжить лишь часов в десять утра, а к четырем дня город погружается во тьму. Вместе с тем, в другую треть года смеркается часам к одиннадцати вечера, а в два ночи уже светло как днем. И только треть года человек живет в соответствии нормальным биоритмам. Уроженец города, как правило, человек закрытый, не склонный к амикошонству, но главное, - человек одинокий. Город формирует характер человека. Пересечь Дворцовую площадь – это не пересечь, скажем, московскую Болотную, ибо если пространство последней ограничено домами, то пространство Дворцовой не ограничено ничем. Обитатель города склонен к прогулкам в одиночестве, буде то в призрачном свете белых ночей, или в мороке ночной метели. И еще: он практически никогда не называет город по имени 
- Когда вы возвращаетесь в Город? - И всем понятно, что есть только один единственный город , который называется Городом с большой буквы.
С чем же прощается человек, покидающий Город? Оставим в стороне великолепие городских ансамблей, сокровища Эрмитажа и Русского музеев. Не будем напоминать о замирающем при виде идущего вверх занавеса зале Мариинки, очаровательном Михайловском театре, торжественном бело-колонном зале Филармонии… Там далеко-далеко осталось глубокой синевы вечернее апрельское небо.  Там тянулись к утреннему свету чахоточные гроздья сирени во дворике на Голодае.  Там остались уходящие в темную воду гранитные ступени. Остались булочные с французской, а потом (и ее переименовали!) городской булкой. Столик в мороженице, под которым так удобно разливать на троих. И да, конечно, рюмочные и котлетные. И пирожки с саго, зеленым луком и крутым яйцом напротив кинотеатра "Баррикада", и дымящиеся пышки в заледенелом ЦПКиО. Это аромат мандаринной корки в декабрьской электричке и запах гнилой картошки, которая высыпалась тебе в авоську, это расползающиеся соленые огурца из деревянной бочки, и пельмени с уксусом и маслом на Большой Пушкарской, и гиацинты и мелкая мимоза у метро "Купчино" перед восьмым марта. А еще зеленый плюш Лягушатника и вышколенные официанты Метрополя и Астории. И конечно же, тополиный пух в июне и первые поцелуи на последнем ряду утреннего сеанса кинотеатра "Хроника". А еще обоссанные замызганные парадные, а еще запах капусты на лестничной клетке, очереди в сортир в коммунальной квартире, скандалы и драки, и шпана в подворотне, шпана, захватившая сегодня в стране власть. Выкинутые на свалку во дворах трофейные Telefunken'ы. Снег, белый, пушистый в январе, рыжий, с черными разводами в середине апреля. А еще маленькие букеты подснежников и ландышей в узловатых старческих руках на Андреевском и Мальцевском рынках. И осенние астры, золотые шары и огромные георгины – красные, фиолетовые! Подогретое пиво в киоске хмурым ледяным утром. Это чердаки и подвалы, мансарды, горячее тело на продавленном диване… Это...
Пространство неотделимо от времени. Уже нет Ленинграда, нет Петрограда, нет и не будет Петербурга. Эта выставка должна была бы называться "Прощание с юностью", ибо не пространство властвует над нами, а время, пространством обернувшееся. 
                                                                                                                                                 

                                                                                                                                   Саша ОКУНЬ

bottom of page